Что-то постепенно давало трещину, что-то вдруг треснуло. Ты уже не чувствуешь себя — как бы это сказать? — удерживаемым: то, что — как тебе казалось, как тебе кажется — до сих пор укрепляло тебя, согревало тебе сердце — осознание твоего существования, понимание твоей чуть ли не значимости, чувство причастности, ощущение погруженности в мир, — начинает тебя покидать.
-
Ты — всего лишь мутная тень, твердый сгусток безразличия, безликий взгляд, избегающий других взглядов. Немыми губами, потухшим взором отныне ты сможешь ловить в лужах, на стеклах и блестящих крыльях автомобилей беглые отражения твоей замедленной жизни.
-
Ничего не желать. Ждать до тех пор, пока ждать будет уже нечего. Бесцельно бродить, спать. Отдаваться течению толпы, течению улиц. Следовать параллельно канавам и решеткам за текущей водой. Идти вдоль кривых набережных, вдоль прямых фасадов. Терять время. Отвергать любое планирование, любое нетерпеливое ожидание. Не ведать ни желания, ни разочарования, ни возмущения.
-
Ты — одинок. Ты учишься ходить, как одинокие, слоняться, бродить, видеть, не глядя, глядеть, не видя. Ты учишься быть прозрачным, неподвижным, несуществующим. Ты учишься быть тенью и смотреть на людей так, как если бы они были камнями. Ты учишься продолжать сидеть, продолжать лежать, продолжать стоять. Ты учишься тщательно пережевывать каждый кусок, находить тот же пресный вкус в каждой частице пищи, подносимой ко рту. Ты учишься смотреть на выставленные в галереях картины так, как если бы они были кусками стен или потолков, а на стены и потолки — как если бы они были живописными полотнами, на которых ты без устали исследуешь десятки, тысячи каждый раз заново открываемых путей, неумолимые лабиринты, текст, который никто не сумел бы расшифровать, рассыпающиеся лица.
-
Стоит хорошая или скверная погода, идет ли дождь, светит ли солнце, дует порывистый ветер или на деревьях не шелохнется ни один лист, гасит ли фонари заря, зажигает ли фонари закат, затерян ли ты в толпе или потерян в одиночестве на пустынной площади, ты по-прежнему идешь, ты по-прежнему бредешь без цели.
-
Как правило, современная жизнь не очень одобряет подобную позицию: ты всегда замечал, как вокруг тебя приветствовали энтузиазм, активность, великие проекты: примером всегда был человек, смотрящий вперед, человек, глядящий за горизонт, человек, устремленный в завтрашний день. Ясный взор, волевой подбородок, уверенная поступь, втянутый живот. Целеустремленность, инициативность, находчивость, триумфальный успех прочерчивают чересчур ясный путь чересчур образцовой жизни, рисуют свято-пресвято чтимые образы победителя в борьбе за выживание.
-
Тебе не разорвать заколдованный круг одиночества. Ты — одинок, и ты никого не знаешь; ты никого не знаешь, и ты — одинок. Ты видишь, как другие собираются, прижимаются, защищаются, обнимаются. Но ты — потухший взглядом — всего лишь прозрачный призрак, прокаженный цвета стены, силуэт, уже обращенный в пыль, занятое место, к которому никто не подходит. Ты навязываешь себе надежду на невозможные встречи. Но не для тебя блестит кожа, медь, дерево, не для тебя рассеивается свет и приглушаются звуки. Ты — одинок, несмотря на тяжелеющий дым сигарет, несмотря на Лестера Янга или Колтрейна, одинок в ватном тепле баров, на пустынных улицах, где отдаются твои шаги, несмотря на сонное соучастие и сочувствие последних открытых бистро.
-
Ты почти не жил, но уже все сказано, все кончено. Тебе всего лишь двадцать пять лет, но твой путь уже окончательно прочерчен. Роли, этикетки уже заготовлены: с ночного горшка в младенчестве до инвалидной коляски в старости все сиденья уже здесь, они ждут своей очереди. Твои приключения так хорошо описаны, что никто даже глазом не моргнет в ответ на твой самый яростный протест. Ты можешь выходить на улицу и сбивать шляпы с прохожих, посыпать голову пеплом, ходить босиком, публиковать манифесты, стрелять из револьвера в тиранов, все тщетно: тебе уже постелили в спальне сумасшедшего дома, тебе уже накрыли за столом проклятых поэтов. Пьяный корабль, жалкое чудо: Хараре — это ярмарочный аттракцион, организованный туризм. Все предусмотрено, все приготовлено вплоть до мельчайших деталей: великие порывы души, холодная ирония, щемящая тоска, переполняющие чувства, экзотика, невероятное приключение, отчаяние. Ты не продашь свою душу дьяволу, ты не обойдешь полмира в сандалиях, чтобы броситься в Этну, ты не разрушишь седьмое чудо света. Все уже готово для твоей смерти: уже давно отлито ядро, которое тебя сметет, уже назначены плакальщицы, которые пойдут за твоим гробом.
К чему карабкаться на вершины самых высоких холмов, если затем все равно предстоит спускаться, и как сделать так, чтобы — уже спустившись — не рассказывать потом всю оставшуюся жизнь о том, как ты сумел подняться? К чему делать вид, что ты живешь? К чему продолжать? Неужели ты не знаешь все, что с тобой произойдет? Не был ли ты уже тем, кем должен был стать: сыном, достойным своих родителей, славным бойскаутом, прилежным учеником, который мог бы учиться лучше, другом детства, троюродным братом, бравым солдатом, бедным молодым человеком? Еще несколько усилий, хотя не усилий, а несколько лет, и ты станешь средним служащим, уважаемым коллегой. Хорошим мужем, хорошим отцом, хорошим гражданином. Ветераном. Как лягушка, ты будешь взбираться, с прута на прут, по решетке общественного успеха. Из богатой на оттенки гаммы ты сможешь выбрать статус, который лучше всего подойдет твоим желаниям, он будет тщательно подогнан под твои мерки: станешь ли ты кавалером какого-нибудь ордена? Эрудитом? Гурманом? Знатоком женских сердец и форм? Любителем животных? Будешь в часы досуга терзать на расстроенном пианино сонаты, которые тебе ничего плохого не сделали? Или же сидеть в кресле-качалке и курить трубку, повторяя про себя, что жизнь все же хорошая штука?
Нет. Ты предпочитаешь быть недостающей деталью головоломки. Ты легко отделываешься, ты выходишь из игры. Ты не оставляешь себе никаких вариантов, ты ничего не ставишь на карту. Ты упускаешь шанс, опускаешь руки, пускаешь на самотек, спускаешь вчистую, выбрасываешь на ветер, хлопаешь дверью, уходишь на все четыре стороны, не оглядываясь назад.
-
Существует тысяча способов убивать время, и ни один не похож на другой, но каждый стоит остальных, тысяча способов ничего не ожидать, тысяча игр, которые ты можешь выдумывать и тут же оставлять.
Тебе предстоит научиться всему, всему тому, чему не учатся: одиночеству, безразличию, терпению, молчанию. Ты должен отвыкнуть от всего: не встречаться с теми, с кем ты так долго общался; не садиться, чтобы пообедать или выпить чашку кофе, на привычное место, которое другие ежедневно занимали, а порой даже отвоевывали для тебя, не держаться за слабеющие связи, за узы дружбы, которая кое-как выживала в трусливой, компромиссной обиде.
Ты — один, и поскольку ты один, тебе не следует смотреть на часы, тебе не следует считать минуты. Ты уже не должен лихорадочно распечатывать конверты, ты уже не должен разочаровываться, находя вместо писем лишь рекламный проспект, предлагающий тебе за скромную сумму в семьдесят семь франков приобрести десертный сервиз с твоей монограммой или альбом шедевров западноевропейского искусства.
Ты должен научиться забвению; тебе предстоит забывать надеяться, предпринимать, добиваться, упорствовать.
-
Ты ничему не научился и понял лишь то, что одиночество и безразличие ничему не учат: это было обманом, чарующей и увлекающей в ловушку иллюзией. Ты был одинок, вот и все, и ты хотел защититься; ты хотел, чтобы между миром и тобой все пути были отрезаны. Но ты — такая малость, а мир — такое громкое слово: все это время ты лишь бродил по большому городу, проходил километры вдоль фасадов, витрин, парков и набережных.